– Да.
– Вы, часом, не святая, доктор Скарпетта?
– Нет.
– Тогда, будьте любезны, объясните свои действия.
– Чарлз Хейл пытался помочь Марку.
– Пытался ему помочь? – Паттерсон принялся расхаживать взад-вперед. – Пытался ему помочь купить билет, сесть на поезд, найти туалет – как помочь? Что вы имеете в виду?
– Марк был некоторое время в сознании, а Чарлз Хейл, серьезно покалеченный, оказался на земле рядом с ним. Он пытался убрать с Марка обломки. Он разговаривал с ним, снял пиджак и укрыл... Он пытался остановить кровотечение. Он делал все, что мог. Его ничто не могло спасти, но он все-таки был не один. Я очень благодарна ему за это. Сейчас зарождается новая жизнь, и я рада, что могла хоть как-то отблагодарить. Мне это помогает. Хоть как-то. Нет. Я – не святая. Это было нужно для меня. Когда я помогала Хейлам, я помогала и себе.
В зале воцарилась такая тишина, словно там никого не было.
Несколько подавшись вперед, женщина с ярко накрашенными губами обратилась к Паттерсону:
– Чарли Хейл, я так думаю, продолжает жить в Англии. Нельзя ли вызвать Бентона Уэсли?
– Нет необходимости вызывать ни того ни другого, – сказала я. – Они оба здесь.
Меня не было в зале, когда старшина присяжных сообщила Паттерсону о том, что специальное большое жюри отказалось предавать меня суду. Не присутствовала я и при том, когда об этом сообщали Грумэну. Закончив давать показания, я занялась поисками Марино.
– Я видел, как он выходил из туалета около получаса назад, – сказал мне какой-то офицер, куривший возле фонтана.
– А вы не могли бы попробовать вызвать его по радио? – спросила я.
Пожав плечами, он отстегнул радио от ремня и попросил через диспетчера Марино. Марино не отвечал.
Я спустилась по лестнице и выбежала на улицу. Сев в машину, я захлопнула дверцы и завела мотор. Потом схватила телефонную трубку и позвонила в полицейское управление, которое находилось напротив суда через улицу. Пока взявший трубку детектив говорил мне, что Марино нет, я проехала по стоянке в поисках его белого «форда-лтд». Так и не обнаружив его, я свернула на свободное резервное место и позвонила Нилзу Вэндеру.
– Вы помните то ограбление во Фрэнклине – где обнаруженные отпечатки совпали с отпечатками Уоддела? – спросила я.
– Когда украли гагачью куртку?
– Да, именно это.
– Помню.
– А нет ли у вас случайно карточек с отпечатками пострадавшего?
– Нет, лишь отпечатки, обнаруженные на месте преступления.
– Спасибо, Нилз.
После этого я позвонила диспетчеру.
– Скажите, лейтенант Марино не объявлялся? – спросила я.
– Объявлялся, – услышала я через пару секунд ее голос.
– Пожалуйста, если вы сможете связаться с ним и выяснить, где он, передайте ему, что с ним срочно хочет поговорить доктор Скарпетта.
Примерно минуту спустя в трубке вновь раздался голос диспетчера:
– Он на центральной заправке.
– Передайте ему, что я в двух минутах оттуда и уже еду к нему.
Городская заправка, которой пользовалось полицейское управление, находилась на пятачке асфальта, окруженном проволочной оградой. Она работала только по методу самообслуживания. Там не было ни своего персонала, ни зала для отдыха, ни автоматов для продажи чего бы то ни было. Лобовое стекло можно было почистить лишь в том случае, если у вас имелось с собой все необходимое для этого. Когда я подъехала, Марино засовывал в боковой карман свою заправочную карточку. Он вылез из машины и подошел ко мне.
– Только что по радио слышал, – сказал он, не в силах сдержать улыбки. – Где Грумэн? Я хочу пожать ему руку.
– Он остался в суде с Уэсли. Что случилось? – Неожиданно я почувствовала легкое головокружение.
– Вы не знаете? – удивленно спросил он. – Черт возьми, док. Они отцепились от вас, вот что случилось. Нечто подобное со специальным большим жюри происходило лишь пару раз на моей памяти.
Глубоко вздохнув, я покачала головой.
– Наверное, кто-нибудь другой на моем месте уже плясал бы джигу. Но у меня что-то нет большого энтузиазма.
– Да, вероятно, вы правы.
– Марино, как звали того человека, который заявил о том, что у него украли куртку на гагачьем пуху?
– Саливан. Хилтон Саливан. А что такое?
– Когда я давала показания, Паттерсон сделал чудовищное предположение о том, что я могла воспользоваться револьвером из лаборатории, чтобы убить Сьюзан. Иными словами, всегда рискованно пользоваться своим оружием, потому что, если его проверят и докажут, что из него стреляли такими-то пулями, придется долго объяснять и оправдываться.
– Какое это имеет отношение к Саливану?
– Когда он переехал в свою квартиру?
– Не знаю.
– Если бы я собиралась кого-нибудь убить из своего «рюгера», было бы весьма предусмотрительно с моей стороны сообщить перед этим в полицию о его пропаже. Потом, если он каким-то образом и всплывет – например, я решу от него избавиться и куда-нибудь его подброшу, – полицию выведет на меня его серийный номер, однако я своим заявлением о краже смогу доказать, что в момент преступления оружием владела не я.
– Вы хотите сказать, что Саливан написал фальшивое заявление? Что он просто имитировал ограбление?
– Я хочу сказать, что над этим стоит задуматься, – ответила я. – У него, как нарочно, не было сигнализации и, как нарочно, было открыто окно. Он отвратительно вел себя с полицейскими. И, я уверена, они вздохнули с облегчением, когда он ушел, и вряд ли у них возникла мысль о том, чтобы продлить себе удовольствие общения с ним и взять отпечатки. Тем более что он был одет в белое и проклинал рассыпанный повсюду черный порошок. Меня интересует, откуда вы знаете, что оставленные в квартире Саливана отпечатки не были оставлены им же? Он там живет. И там повсюду его отпечатки.