– Для нас с Марино это очень важно. Как и для полицейского управления Ричмонда. И для Бюро. Либо мы имеем дело с психопатом, который должен был быть казнен, либо с тем, кто хочет заставить нас думать, что мы имеем дело с таким психопатом.
– Марино предпочел бы отстранить меня от всего этого, – сказала я.
– У него очень сложное положение. Он – начальник отдела по расследованию убийств, занимается программой по борьбе с преступностью в составе группы Бюро, и в то же время он твой друг и коллега. Он должен узнать все о тебе и о том, что происходит у тебя в офисе. Кроме того, он хочет оградить тебя от этого. Поставь себя на его место.
– Хорошо. Но пусть и он поставит себя на мое.
– Справедливо.
– Его послушать, Бентон, так можно представить, что полмира участвует в вендетте против меня и хочет сжечь меня заживо.
– Может, не полмира, но и не только Бен Стивенс держит наготове спички и керосин.
– Кто же еще?
– Я не могу называть имен, потому что не знаю. И я не стал бы утверждать, что главной задачей того, кто стоит за всем этим, является поставить крест на твоей профессиональной карьере. Но и этот вопрос стоит на повестке дня, и, подозреваю, одной из основных целей является скомпрометировать процедуру ведения дел по той причине, что информация об уликах, выходящая из твоего офиса, будет считаться весьма сомнительной. Не говоря уже о том, что в твоем лице штат потеряет одного из самых основных свидетелей среди экспертов. – Он посмотрел мне в глаза. – Тебе нужно подумать, чего сейчас будут стоить твои показания. Если бы ты в эту минуту оказалась на месте свидетеля в зале суда, помогла бы ты или навредила Эдди Хиту?
Его слова болью отозвались в сердце.
– В эту минуту я бы ему особо не могла помочь. Однако, если я вообще не явлюсь в суд, будет ли от этого лучше ему или кому бы то ни было другому?
– Тут стоит подумать. Марино не хочет, чтобы ты себе навредила, Кей.
– Тогда, может быть, ты сможешь внушить ему, что единственным разумным выходом из такой идиотской ситуации было бы предоставить ему заниматься своим делом и дать мне заниматься своим.
– Ты позволишь? – Он встал и взял бутылку. Лед в стаканах уже растаял.
– Бентон, давай поговорим об убийце. После того, что случилось с Донахью, что ты думаешь по этому поводу?
Он поставил бутылку и поправил обуглившиеся поленья. Он немного постоял возле камина, спиной ко мне, засунув руки в карманы. Потом сел возле него, оперевшись руками о колени. Уэсли впервые за долгое время казался мне таким обеспокоенным.
– Если хочешь знать правду, Кей, этот зверь пугает меня до полусмерти.
– Чем он отличается от других убийц, которых ты ловил?
– Я думаю, он начал играть по одним правилам, а потом решил изменить их.
– Свои или чьи-то еще?
– Я думаю, они изначально были не его. Сперва решения принимал тот, кто спланировал освобождение Уоддела. А теперь этот парень действует по своим правилам. А, может быть, лучше сказать, вообще без правил. Он хитер и осторожен. И пока он хозяин положения.
– А мотивы? – спросила я.
– Тут сложнее. С моей точки зрения, здесь было бы лучше говорить о задаче или цели. Я подозреваю, в его безумстве есть какая-то методичность, но распаляется он безумством. Он получает удовольствие от воздействия на людей. Десять лет Уоддел просидел за решеткой, и вдруг – кошмарное повторение его преступления. Вечером в день его казни убит мальчик в сексуально-садистской манере, напоминающей дело Робин Нейсмит. Начинают умирать другие люди, и все они каким-то образом связаны с Уодделом. Дженнифер Дейтон была его подругой. Сьюзан, похоже, по крайней мере косвенно была замешана в каком-то заговоре. Фрэнк Донахью был начальником тюрьмы и имел прямое отношение к казни, состоявшейся тринадцатого декабря. А как же при этом чувствуют себя остальные участники этой игры?
– Следует понимать так, что любой, кто имел хоть какое-то отношение к Ронни Уодделу, должен чувствовать себя в большой опасности, – ответила я.
– Именно. Если объявился убийца полицейских и ты – полицейский, ты знаешь, что можешь стать очередной жертвой. Я могу сегодня вечером выйти из твоего дома, а он поджидает меня где-нибудь рядышком в темноте. Он может разъезжать на машине за Марино или пытаться отыскать мой дом. Он может мечтать о том, как расправится с Грумэном.
– Или со мной.
Уэсли вновь подошел к камину и поправил поленья.
– Как ты думаешь, было бы разумнее с моей стороны отправить Люси назад в Майами? – спросила я.
– О Господи, Кей, не знаю, что и ответить тебе. Она не хочет ехать домой. Это ясно как Божий день. Возможно, тебе стало бы спокойнее, если бы она сегодня вечером вернулась в Майами. С этой точки зрения мне было бы спокойнее, если бы и ты отправилась с ней. Честно говоря, и тебе, и Марино, и Грумэну, и Вэндеру, и Конни, и Мишель, и мне – всем, вероятно, было бы лучше куда-нибудь уехать. Но кто бы тогда остался?
– Он, – сказала я. – Кто бы он там ни был. Взглянув на часы, Уэсли поставил свой стакан на столик.
– Никто из нас не должен мешать друг другу, – сказал он. – Мы не можем себе этого позволить.
– Бентон, я хочу очистить свое имя.
– Как раз этим я и займусь. С чего начать?
– С перышка.
– Объясни, пожалуйста.
– Возможно, убийца пошел и купил себе какую-то вещь с гагачьим пухом, но, предполагаю, он скорее всего украл ее.
– Вполне правдоподобная теория.
– Нам не удастся вычислить, откуда она взялась, если у нас нет ярлычка или еще какой-нибудь детали от этой вещи. Но есть еще один вариант. Что-то может промелькнуть в газетах.