Они привели меня и следовавшего за мной по пятам Вэндера в ванную. Пятна и следы ботинок были по всему полу, а возле ванны светились такие же круги, как мы видели в гостиной. Когда я начала брызгать стены, по обеим сторонам унитаза, приблизительно посередине между полом и потолком, появились два здоровенных отпечатка рук. Лампочка видеокамеры приблизилась.
– Включите свет, – раздался взволнованный голос Вэндера.
Туалетную комнату Поттер содержал, мягко говоря, с не меньшей небрежностью, чем все свое жилище. Вэндер чуть ли не носом водил по стене в том месте, где обнаружились отпечатки.
– Вы их видите?
– Гм. Едва ли. – Прищуриваясь, он наклонял голову то в одну, то в другую сторону. – Потрясающе. Рисунок на обоях такого темно-синего цвета, что вряд ли что можно разглядеть невооруженным глазом. Однако этот пластиковый или виниловый слой – замечательная поверхность для отпечатков.
– О Боже, – воскликнул появившийся в дверях ванной Уэсли. – Похоже, в этом чертовом туалете никто не убирался с того времени, как Поттер сюда въехал. Дьявол, он, кажется, даже воду не спускает.
– Но если бы он время от времени и протирал стены, следы крови полностью не смыть, – сказала я Вэндеру. – Например, на полу, покрытом линолеумом, все впитывается в пористую поверхность, и люминол это воссоздает.
– Ты хочешь сказать, что если бы мы лет через десять здесь вновь все обрызгали, то кровь никуда бы не делась? – удивился Уэсли.
– Единственный способ максимально избавиться от нее, – сказал Вэндер, – все перекрасить, переклеить обои, перестелить покрытие пола и зачистить поверхность мебели. А чтобы вообще от нее избавиться, придется дом разрушить и построить новый.
Уэсли взглянул на свои часы.
– Мы здесь уже три с половиной часа.
– Предлагаю сделать так, – сказала я. – Бентон, мы с тобой начнем воссоздавать в комнатах прежний хаос, а Нилз пусть занимается своим делом.
– Отлично. Я сейчас принесу сюда «лума-лайт», и, держу пари, он высветит нам здесь каждую черточку.
Мы вернулись в гостиную. Пока Вэндер перетаскивал портативный «лума-лайт» и съемочную аппаратуру в ванную, мы с Уэсли в некотором замешательстве смотрели на диван, телевизор и пыльный обшарпанный пол. При включенном свете от увиденного нами в темноте кошмара не осталось и следа. Этим солнечным зимним днем мы вернулись в прошлое, став свидетелями содеянного Ронни Джо Уодделом.
Уэсли будто замер возле заклеенного бумагой окна.
– Боже мой, мне страшно не то что садиться, даже прислониться к чему-нибудь. В проклятом доме повсюду кровь.
Оглядываясь по сторонам и медленно переводя взгляд с дивана на пол и на телевизор, я вспоминала вспыхивавший в темноте белый свет. Диванные подушки были по-прежнему на полу, там, где я их оставила, и я присела на корточки, чтобы осмотреть их. Въевшаяся в швы кровь теперь была не видна ни на них, ни на коричневой кожаной спинке. Однако при ближайшем рассмотрении обнаружилось еще кое-что существенное. На одной из подушек ближе к краю я увидела продольный порез длиной не больше двух сантиметров.
– Бентон, а Уоддел случайно был не левшой?
– Кажется, да.
– Считали, что он бил и истязал ее на полу возле телевизора, потому что там было море крови вокруг ее тела, однако это не так, – сказала я. – Он убил ее на диване. По-моему, мне лучше выйти на улицу. Если бы этот дом не напоминал помойную яму, я бы, наверное, утащила у профессора сигарету.
– Ты уже столько времени держалась молодцом, – сказал Уэсли. – И вдруг перечеркнула бы все труды одной сигаретой, да еще и без фильтра. Нет уж, держись, иди лучше подыши свежим воздухом, а я пока начну прибираться.
Выходя на улицу, я уже слышала звук срываемой с окон бумаги.
Для Бентона Уэсли, Люси и меня это был, пожалуй, самый необычный вечер перед Новым годом. Но не думаю, что он оказался в такой же степени необычным и для Нилза Вэндера. Я разговаривала с ним в семь вечера, он все еще находился у себя в лаборатории, однако это было вполне в духе этого человека, который лишился бы смысла жизни, случись вдруг у двух людей совершенно одинаковые отпечатки пальцев.
Вэндер смонтировал отснятые пленки на видеомагнитофоне и днем передал мне копии. Большую часть вечера мы с Уэсли провели перед телевизором, делая пометки, чертя схемы и медленно просматривая записи. Люси в это время занималась обедом и лишь время от времени заходила в комнату взглянуть, что делается. Светившиеся на темном экране блики, похоже, не производили на нее особого впечатления. Непосвященный человек едва ли мог сразу определить, что они обозначали.
К половине девятого мы с Уэсли просмотрели все пленки, записав все необходимое. Нам казалось, что мы проследили за убийцей Робин Нейсмит с того момента, когда она вошла в дом, и до того, как Уоддел вышел из него через дверь на кухне. За всю свою карьеру мне впервые пришлось разбирать уже давным-давно считавшееся раскрытым преступление. Однако вырисовавшаяся схема была важна уже только по той причине, что подтверждала правоту сказанного мне Уэсли в Гомстеде. Ронни Джо Уоддел не вписывался в образ того монстра, с которым мы сейчас имели дело.
По увиденным пятнам, брызгам и следам мы смогли почти сразу же восстановить картину преступления. И хотя в суде наши доводы могли бы квалифицировать как домыслы, это не играло роли. Роль играла личность Уоддела, которую – у нас почти не было сомнения – мы довольно четко себе представляли.
Поскольку следы крови, найденные нами в разных частях дома, были оставлены Уодделом, имелись основания утверждать, что его нападение на Робин Нейсмит происходило в пределах гостиной, где она и умерла. В кухонной и передней входной дверях были замки, которые нельзя открыть без ключа. Раз Уоддел проник в дом через окно и покинул его через дверь на кухне, предполагалось, что, вернувшись из магазина, Робин вошла внутрь через кухню. Возможно, она даже и не потрудилась запереть эту дверь, но, скорее всего, просто не успела. Роясь в ее вещах, Уоддел, вероятно, услышал, как она подъехала к дому на машине. Он пошел на кухню и взял из висевшего на стене набора разделочный нож из нержавеющей стали. Он выжидал, пока она открывала дверь. Сначала он, видимо, просто схватил ее и втолкнул через открытую дверь в гостиную. Может быть, он что-то ей говорил. Возможно, требовал денег. Но уже вскоре он набросился на нее.